"... Я могу вам назвать свой позывной, но зачем? Я и так меняю его каждые две недели", - улыбается комбриг 81-й десантно-штурмовой бригады Евгений Мойсюк.

"Серьезно? А как вы их всех запоминаете?" - удивленно спрашиваем 36-летнего полковника.

"Носим с собой на бумаге, или на руках пишем", - говорит он.

Правила и их соблюдение для Евгения - не что-то из серии желаемого, а понятны и аргументированы требования, по которым должны действовать военные.

Евгений Мойсюк - опытный военный, десантник, прошедший миротворческие миссии в Ираке и Косово. В разговоре он не раз подчеркивает, что на войне любую задачу, даже сверхтяжелое, нужно выполнять.

Правда, при этом надо быть откровенным со своими бойцами - они должны понимать, что их ждет впереди.

Таких трудных задач МОЙСЮК и его бойцам приходилось выполнять много. Мойсюк не из тех, кто отсиживается - иногда он сам ведет своих бойцов в бой.

Летом 2014 с ними пробивался по тылам боевиков от Артемовска до Шахтерская, принимал огонь и силы боевиков на себя - чтобы коллеги-десантники из 95-й бригады добрались до наших подразделений, заблокированных на границе с РФ, а с декабря 2014 командовал обороной ГАП .

Его бойцы были последними, кто держал аэропорт.

Сейчас полковник Евгений Мойсюк - комбриг восемьдесят первого десантно-штурмовой бригады, обладатель двух орденов Богдана Хмельницкого II и III степеней.

Личная история Евгения довольно типична. Пример другого военного - старшего двоюродного брата, который служил в ВДВ - после чего школьник черновицкой физико-математической школы решает стать именно защитником Отечества. Зрештою- вступление в желанный учебное заведение.

Евгений попал в Одесский институт сухопутных войск со второй попытки - первый раз 16-летнего парня туда не взяли.

После окончания вуза начал службу в 25 бригаде, тогда базировалась в Болграде Одесской области.

Что было дальше и как воюет комбриг и его бойцы на фронте вот уже 2 года -в рассказы ниже.

КОСОВО И ИРАК ПО СРАВНЕНИЮ С ЭТОЙ войной - это абсолютно МЕЛОЧИ

Я был командиром разведвзвода, потом меня назначили командиром роты. Пришлось выполнять обязанности начальника батальона, потому что наш руководитель в командировку в Ирак с первой ротации.

Начали набирать еще две роты десантников в Ирак. Не все хотели ехать туда, а я - да.

Это однозначно был полезный опыт. Ведь до этого я служил преимущественно из срочниками, а в контингенте собрались контрактники, да еще и старше меня лет на 10. Мне тогда еще и 25 не было.

Теперь могу сказать, что Косово и Ирак по сравнению с этой войны - это мелочи. Это все равно что обучение слабого пошиба.

Что я нового вынес из этой войны? Я и так это знал, но сейчас закрепилось еще больше: чтобы выполнять боевые задачи, нужно к ним серьезно готовиться, не жалея ни себя, ни людей в ходе обучения.

Обучение должны быть сложными реальных бои. В декабре у нас были бригадные обучения. На них личный состав, начиная от меня и до последнего солдата, измучился гораздо больше, чем выполняя боевые задания на второстепенных направлениях.

Появилось понимание, что кроме теории, практики, тактической подготовки и стрельбы - предстоит еще существенная психологическая подготовка.

Например, военнослужащий выполняет наступательную упражнение, двигается, ведет огонь, прыгает в окоп - но противник при этом будет пытаться его выбить.

На учениях над военными работают патронами из пулемета или автомата. Пули свистят. Надо, чтобы бойцы его не боялись. Тогда уже в первом бою солдат не будет пугаться. Это уже бывалый солдат. То же касается танков, мин, взрывов, снарядов.

Наша задача - сделать так, чтобы он пришел на свой первый бой таким бывалым солдатом.

В пункте пропуска УСПЕНКА РОССИЯНЕ пытались ввести свои "миротворческие подразделения"

Для меня война началась, когда я был командиром батальона в 25-й бригаде, получил задание выйти на прикрытие государственной границы в марте 2014 года в Амвросиевку.

В пункте пропуска Успенка - это кратчайший путь от российской границы до Донецка - россияне пытались ввести свои "миротворческие подразделения».

Читайте также

Мы получили задание не допустить, чтобы зашли чужие войска. Тогда я понял, что такое информационная война.

Представьте: стоят в одну шеренгу 15-20 корреспондентов российских СМИ, а 4-5 клоунов пытаются создать впечатление в этих журналистов, масса людей препятствует движению техники, начинают прыгать под гусеницы.

То есть группа людей небольшая, а создается такая картинка, там все Донецк перед нами стоит и не пускает.

Мы пытались действовать решительно. Стали под Амвросиевка, заняли район обороны. К нам подходили разные "напивволонтеры", "доброжелатели", "бывшие афганцы, чернобыльцы". Хотели прощупать, к чему мы готовы.

Они: "А вот если россияне введут миротворцев?" Говорю: "Хана всем миротворцам".

Думали, что это только я так говорю. Начали спрашивать солдат на КПП. Те им отвечали: "Да заходят".

Возможно, это тоже было сдерживающим фактором.

Пока мы стояли под границей, другие подразделения освобождали Славянск. На нашем направлении было относительное затишье.

В наших действиях в то время была еще какая-то нерешительность. Я бы знаю, что противник рядом, оружие, границу - но есть милиция, СБУ, должны этим заниматься, это еще не мое дело.

Пытались понять, когда нам можно вмешиваться, а когда - нет.

Я принял решение поставить блокпосты. Тогда была информация, что россияне курсируют вдоль границы, пересекают его.

Помните бородатого сепаратиста Бабая? Его пытались вывезти на лечение в Россию после ранения. А мы неожиданно для них выставили блокпосты. Вот они нас и нарвались. Там стояла третья рота, их встретила и всыпала.

Они не поняли, кто мы и сколько нас, спешились. Тогда им наши хорошо дали - не менее 7 человек погибли, около 10 раненых было, сепары едва убежали. Так что Бабая через наши блокпосты они не смогли вывезти.

Затем наш первый батальон пошел дальше вдоль границы, в Зеленополье. Мы в палатках не спали - знали, что за нами работать с "Градов". Я лично пришел в глубине где-то 1,20 или 1,30 метра.

Как гробик - сверху брезент, палатка, потому что шли дожди. Туда все равно затекало, но мы все жили ниже уровня земли.

А вот поэтому подразделения, нас там изменил, не повезло - их потом обстреляли из "Градов" - это был первый случай с большими потерями.

(В результате атаки боевиков со стороны границы с РФ на позиции сил АТО под Зеленополье утром 11 июля 2014 погибли 19 военнослужащих, 93 получили ранения - УП)

Потом нас вывели на восстановление боеспособности, потому что мы около 4 месяцев уже были в АТО.

В этот момент со стороны России на пограничные участки начались наиболее интенсивные атаки.

Я уже знал, что те, кто там остались (семьдесят второй, семьдесят девятой бригады - УП), практически в окружении, поэтому необходимо как можно быстрее приводить себя в порядок. Я был уверен, что мы пойдем туда, им навстречу.

Так и получилось.

МЫ умудрились ВЫЖИТЬ основном благодаря НАШИМ разведчик

В 20-х числах июля 2014 мы вышли в рейд - через Дебальцево на Шахтерск, на Саур-Могилу .

Мы двигались первыми, за нами шла 95 бригада. Но нельзя сказать, что мы делали какой-то коридор. Потому что мы пробиваем, а за нами все снова взимается. 95-идет и снова пробивает.

Мы начали движение со стороны Артемовска, обошли Дебальцево (его еще тогда не уволили), прошли на Некишине, Каменку. Зашли в восточную часть Шахтерская с севера, затем прошли на южную часть.

У меня была четкая информация, что в Шахтерске сепаратисты собрали не менее тысячи бойцов с Кутейниково, Иловайская, Харцызска. Там мы взяли в плен около десяти сепаратистов, это подтвердили.

Я думаю, что у человека, который планировала наш Рейд, было два варианта: если получится, я дойду сразу к Саур-Могилы и создает условия, чтобы получилась 79-я бригада. Второй вариант - я имел оттянуть на себя войска противника и дать возможность девяносто пятом бригаде обеспечить выход войск из окружения, для этого сразу за нами шла 95-ка.

Сработал второй вариант. 95-ка обошла меня и захватила первый раз Саур-Могилу, обеспечила выход 79-й бригады из этого окружения. Поэтому главную задачу они выполнили.

Мы шли прямо по логово боевиков, останавливались на отдых, даже спали. Есть, правда, совсем не хотелось - то ли от жары или от волнения, но приходилось себя заставлять. Так и шли по тылам врага.

Вам трудно представить, как мы умудрились выжить? В основном благодаря нашим разведчикам.

Вот у меня есть Эмиль. Он со своей группой шел впереди. Только на пути к Шахтерская они разоблачили три засады врага. Благодаря ему и выжили.

В Эмиля вообще был наиболее результативный подразделение. Еще во Дебальцево именно они нашли место, где его можно обойти без потерь.

При этом они там уничтожили группу 5 человек, забрали оружие. Тогда я впервые увидел эти российские РШГ (ручная штурмовая граната) с прицельной дальностью стрельбы до 600м.

Они еще и машину их захватили. Приезжаю, спрашиваю: "Откуда?" - "В сепарив отжали". Они на этой машине потом работали дальше.

В Шахтерск они уже на частично броньованьованому "Урале" заходили, за ними БРО (боевая подвижная охрана) - танк, две БМД; главные силы батальона. В Шахтерске они проскочили засаду, зашли вглубь.

"Урал" подвели, водителя ранили, танк еще дальше проскочил. То есть они, значит, в таком мини-окружении, от нас где-то километра на полтора. Там был короткий бой - сепары испугались.

Благодаря этой разведке мы нормально прошли, потому что были готовы - они разоблачали все, что можно было.

Так и между Могилой Острой и Шахтерска. Я только ехал за ними, видел - машина валяется, их 200-е.

Кстати, часть населения в Шахтерске нам давала информацию. Машину нам пригнали. Приходили и откровенно говорили: "Они на площади в центре Шахтерская, 15 минут пешком от вас. Там целый лагерь, ударьте по ним из артиллерии". Я серьезно говорю. Он здесь живет и говорит мне: "Ударьте по ним с артиллерии".

Но мы не ударили. Возможно, зря. Я об этом думал. Мы могли бы там такие потери нанести ... С той тысячи человек, как минимум, 400 были в палаточном городке в 15 минутах от нас. Но это центр города, и мы не ударили.

Бои продолжались на двух перекрестках в окрестностях Шахтерская, которое мы держали несколько суток. Пока мы оборонялись на этом перекрестке, у нас погибло два бойца, один ранен средней тяжести и много легких.

В Шахтерске был еще такой случай. Нас очень сильно доставали минометы. Поставил задачу Эмилю - надо их найти, чтобы можно было уничтожить. Он вместе с другом офицером и еще тремя солдатами пошли. Были в обычной форме, просто сняли желтые ленты и шевроны.

Город неизвестно, кругом противник. Но эти пятеро прошли, встретились первый раз с сепаратистами, но их приняли за своих.

Потом еще каких-то сепарив - но все было нормально.

Противник не ожидал такого "наглости" - наши же, не скрываясь, ушли. Но представьте себе, сколько надо иметь храбрости, чтобы это сделать. Ты идешь, понимаешь, что вокруг ходят чужие, это враг.

И вот встречает их группа боевиков, людей 20. Остановили, подошли: "Вы кто такие?" Начали опрашивать.

А мы перед этим взяли в плен людей, имели информацию, какие группы в Шахтерске, кто командир. Вот группа Эмиля им отвечала на все эти вопросы.

"Что ищете?" - "Вот, нас назначили охранять артиллерию, а мы не знаем, куда идти. Идем в школу».

Они: "Да нет, ее вчера переместили, она у стадиона". - "А где это?"

И вот, берет этот сепаратисты карту и показывает, где их артиллерия ...

При выходе из Шахтерска, тоже был бой. Тогда у нас были большие потери.

ОНИ подорвали ТЕРМИНАЛ, ТАК КАК ПОНЯЛИ, ЧТО МОГУТ ПОТЕРЯТЬ АЭРОПОРТ

В конце декабря 2014 мы заменили 79-ю бригаду в районе Донецкого аэропорта.

У меня в подчинении было два батальона. Среди них тогда, как и сейчас, контрактников почти не было. Эти два батальона - это мобилизованные и добровольцы.

Они уже многое умели, но это люди, которые в АТО работали учителями, бухгалтерами, шахтерами - им не хватало опыта.

В рамках операции в январе одним из наших задач было деблокировать аэропорт -намагалися овладеть монастырем в селе Веселом, что вблизи аэропорта. Если бы мы его заняли, это увеличило бы нашу зону влияния, мы смогли бы спокойно обеспечить личный состав в аэропорту всем необходимым.

Во время одной из таких попыток я туда выходил с бойцами моего 90-го батальона и 2-го батальона 93-й бригады, которая меня не знала. Это был сводный отряд, я для них был чужим командиром.

Пришлось говорить: "Кто вам еще нужен? Я полковник ВДВ, командир бригады, выполняю задачу максимум командира роты и иду с вами. Кого вам еще пригласить - президента?" Они все колебались, но ушли.

Монастырь мы так и не взяли. На это есть много причин.

Во-первых, решение сделать эту попытку принималось очень быстро, времени на подготовку не было. Танки противника "разряжались" по терминалу почти каждый час, поэтому мы должны действовать максимально быстро. Во-вторых, это был сводный отряд из разных подразделений, степень готовности к совместным действиям была невелика.

Целью этих боев в Песках, Спартаке, Веселом, куда зашла девяносто третьего бригада, создать тактическое преимущество, поджать еще ближе в Донецк противника и сделать оборону аэропорта устойчивой.

Даже сейчас аэропорт у нас как на ладони, все видно. Если бы не было ограничений на применение оружия, там можно было бы нанести противную большие потери. Для противника ГАП - как дамоклов меч, который постоянно над ним висит.

Потому что если в Луганск далеко, и у него там есть буферная территория, то с ГАП все просто - мы почти в Донецке.

После того, как боевики впервые взорвали терминал, мы пытались еще раз разблокировать бойцов и захватить дополнительные сооружения, чтобы расширить зону влияния. Подразделение, пошел к терминалу, возглавляла очень храбрый человек - командир 90-го батальона подполковник Олег Кузьминых.

Он лично отводил свой батальон и попал в плен.

... Думаю, не стоит рассказывать о деталях этой операции, потому что еще не все закончилось. Где гарантии, что сейчас через два-три месяца нам не нужно будет там делать? И часть тех планов, которые мы пытались реализовать, снова будем реализовать. Поэтому это не очень уместно.

Полковник Кузьминых попал в плен с частью своего личного состава. Часть отошла, часть зашла прямо в терминал.

Мы знали, что боевики контролируют первый этаж (подземный паркинг). Я так понимаю, что есть сеть подземных коммуникаций. Боевики со стороны Донецка вошли на подземный паркинг благодаря этим коммуникациям. Его невозможно было контролировать.

Я здесь немного объясню. Специфика здания такова, что второго и третьего этажа практически нет.

Есть первый этаж, затем большая коробка, балкончики по периметру, в центре пусто, и только на самом верху потолок. То есть второго и третьего этажей в центре практически не существует.

В последние дни наши бойцы удерживали эти два балкончики. Враг подошел с другой стороны. Когда все только начиналось, количество личного состава была невелика, и мы не могли контролировать все лазейки.

Одну из них и использовал враг.

Когда боевики поняли, что не могут захватить терминал, то решили его разрушить.

Пожалуй, ГАП для них тоже был неким символом. Потому что они могли его с самого начала стереть с лица земли. Но так не делали. Они перешли к этому, только когда поняли, что нас по-другому оттуда не выдавить.

В них нашлись два или четыре отважных экипажи танков, которые подъезжали к аэропорту со стороны Донецка, разряжались, уезжали, загружались боеприпасами, и снова разряжались. Били по углам.

Представьте себе прямоугольное здание терминала от обстрелов она сыплется, по тем руинах они спокойно залезали наверх. А наши - внутри. Стены, потолок перед ними оседают и падают. Они ничего не могут сделать и не видят.

Затем боевики поднялись еще выше вверх по этой разрушенной здания и полностью взяли под контроль верхний этаж.

лишь после освобождения из плена Рахмана я узнал подробности того, что там произошло. Он рассказал, что для того подрыва сепаратисты притащили очень мощные противокорабельные мины (заряд таких может быть эквивалентен от 400 кг до 1 тонны тротила - УП).

Эти мины сбросили с верхнего этажа, который контролировал противник. Нашим бойцам на голову. Одна не сдетонировала, бросили вторую, тогда сработали обе. В это время я с другими командирами находился в пункте управления - в подвале в Водяное (не менее 6 км от терминала - УП), и нас там сильно затрясло. Представьте себе, что почувствовали те, кто был в терминале.

Детали этих подрывов сих пор до конца не известны.

Есть храбрый и волевой солдат из 90-го батальона с позывным "Север". Он был правой рукой погибшего героя Украины Ивана Зубкова .

Север помогал в организации обороны, а когда Иван Иванович погиб, взял на себя часть этих полномочий. Он помогал завезти туда Рахмана.

Север говорит, что к этому мощного взрыва в терминале двое суток (18, 19 и утро 20 января - УП), был относительный покой. Наши батальоны (25-ки, 95-ки, 93-й) же в это время атаковали Спартак, Пески, роты, батальоны работали, наступали. ... Те полтора-два дня, пока мы давили со всех сторон - в терминале было тихо, они смогли отдохнуть и организовать по-новому систему обороны.

И хотя наши атаки не удались, противник же не знал, планировали мы последующие попытки.

Я думаю, что они взорвали терминал, потому что поняли, что могут потерять аэропорт.

После второго мощного взрыва, связь с бойцами был потерян.

Начальник разведки 81-й бригады Андрей Гречанов "Рахман" пешком пришел из терминала, доложил обстановку. Тогда группа под его руководством на трех МТЛБ отправилась в аэропорт, чтобы эвакуировать раненых и остальные вывести пешком.

На пути к терминалу машину Рахмана подвели, она перевернулась, погиб механик-водитель. В Рахмана были ожоги глаз, его практически вывели оттуда.

Так закончилась последняя попытка эвакуировать из терминала людей.

Какие были ошибки, и почему мы потеряли аэропорт?

Мне кажется, что еще не время об этом говорить. Я понимаю, что все ищут чьих ошибок, хотят чьей крови. На самом деле там все - от солдата до начальника Генштаба - приложили максимум усилий.

Пожалуй, большего и нельзя было сделать.

Представьте себе: на предпоследнем этапе, до того, как наши пошли на Спартак и Пески, были попытки деблокировать, снять это напряжение. Боевики были очень близко, было настолько тяжело, что личный состав в терминале вызвал огонь на себя.

ПРОТИВНИК

Противник тоже укрепился за счет кадрового потенциала Российской Федерации. Там во многих подразделениях управляют кадровые офицеры.

Вы же понимаете, создать с нуля бригады и корпуса сложно. А у нас есть разведка, мы многое знаем. Есть данные, кто этими корпусами руководит бригадами, батальонами - российские офицеры.

Например, в ГАП в Сепар в какой-то момент изменилась тактика. Если раньше они пытались "тупо штурмонуты", то потом все это изменилось. Они притащили много артиллерии. Перед атаками подавляли нашу артиллерию, а уже потом штурмовали.

Чувствовалось, что это был уже нормально спланированное мероприятие с артиллерией, с минометами, с танками, с правильным штурмом. Это все и в эфире слышалось, и чувствовалось по результатам.

У них была привычка: выскочить, прокричать "Аллах акбар!", Стрельнуть. Хотя были славянской внешности. Но там были и чеченцы, и вся эта сброд.

То 79 та бригада взяла в плен часть зборняка этого "Гиви" и "Моторолы". "Зборняк" - потому что у них были проблемы с тем, кто может воевать.

Один пленный говорит: "Я такой-то из Санкт-Петербурга, позвоните моей маме". При нем был мобильный телефон, сразу позвонили. Спросили: "Где ваш сын?" - она говорит: «На Север поехал деньги зарабатывать". У него были ранения, несовместимые с жизнью, он погиб.

Мы раненым пленным оказываем помощь. В Шахтерске у нас был один сепар с серьезным ранением ноги. Его вместе с нашими ранеными отправили.

Те, кто не был ранен, оставались с нами. Мы с ними общаемся, они говорят: "Нам рассказывают, что вы уничтожаете города, артиллерией работаете".

"Вот вы с нами уже три дня. Где наша артиллерия? Работает? Не работает. А по нам же постоянно работает".

То есть они осознали, кто по ком звонит.

Когда мы выходили из Шахтерска, забрали их. Видно испуг в глазах - думали, что их сейчас будут расстреливать. Мы их загрузили вместе с нашими ранеными, вышли. Они со мной ездили не менее 2 недель. Их у меня было 8. Один из них россиянин, но шифровался. У него даже документов не было.

В то время мы сами меняли. Был там у них командир сводной бригады, против нас воевала - Кононов. Чтобы забрать своих солдат, я держал с ним контакт. Говорю: "Вот ваших 8, моих у вас три и еще два раненых - пять, я готов поменять всех на всех". А то тянул, обвинял нас в чем-то.

В какой-то момент я не выдержал. При пацанов, которых мы взяли в плен, позвонил ему, телефон на громкую связь поставил и говорю: "Так что, вы поменяете или нет? Они уже со мной 2 недели ездят!"

Тянули они очень долго, но в конце концов я своих забрал.

ЕЩЕ Сунь Цзы ГОВОРИЛ, ЧТО ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ ВРАГА - "посеять в ГОЛОВАХ СОЛДАТ неверие в своих командиров"

В меня нет перечня того, чего мы не делаем. Есть скорее то, "что надо делать".

Например, у меня пункт постоянной дислокации - Дружковка, Константиновка. Мы должны были убедить мирное население, что нас не нужно бояться. Думаю, что эту задачу сейчас мы выполнили, нареканий от местного населения практически нет.

Самое главное - это не делать плохо.

Возможно, мне повезло, но у меня не было проблем с пополнением, которое приходило ко мне.

Мое понимание таково: солдат, сержант, офицер, генерал - каждый из них "СОЛДАТ". Мы все солдаты для нашей Родины.

Разница только в том, что у солдата-гранатометчика или пулеметчика круг обязанностей уже, и меньшую степень квалификации. Ему не надо иметь тактические, оперативно-тактические знания, разбираться в технике и тому подобное.

А офицер - это такой же солдат, просто у него должно быть больше знаний, у него большая ответственность.

Еще Сунь Цзы говорил, что первая задача врага - "Посеять в головах солдат неверие в своих командиров".

Так, в Первой Мировой войне. В солдат внушали неверие, а немцы при этом браво наступали.

Меня до глубины души возмущает, как некоторые передачи показывают солдата на передовой, который голый и босой - а министр докладывает, что все одеты.

Надо самом деле разобраться. Чья это ответственность? Министра или иного сержанта по материально-техническому обеспечению?

Именно сержант отвечает за то, чтобы в него люди были накормлены, одеты, в тепле и с боеприпасами. Это не министр делает.

А сержант на камеру говорит: "Нам ничего не дают". Он - тот человек, который должен поехать, получить, привезти и раздать. Он этого не сделал. Но обольет грязью всех - а журналист это все снимает и думает, что это нормально.

У нас сейчас форма в разы лучше, чем была. Это раз. Второе - она на всех есть. И если кто-то не одетый в эту форму, то это недоработка конкретного сержанта, старшины, который должен этим заниматься.

Еще полгода назад были проблемы с резервами, из которых казалась форма в случае повреждения. Сейчас обменный фонд накапливается, сразу на многие его не будет.

У нас есть тенденция, что некоторые военнослужащие говорят: "Ее уже нет, она уже плохая, я уже ее стер". А никаких действий особых не было. Просто один человек за собой следит, находит возможности помыться, побритися, а кому-то просто лень. Он как жил где-то в себе, так и здесь - дурацкий, нестриженых.

Или строгий я командир?

Не бывает нестрогих командиров. Если не строгий командир, значит, нет подразделения. Это 100%. Только требовательный человек может быть командиром. Причем самая требовательность - это к себе.

Когда мы обучаем сержантов, командиров взводов используем принцип "Делай как я или лучше меня". Соответственно так же они учат своих подчиненных.

Человек должен быть лидером и по морально-деловым качествам, и по своему опыту.

В Вооруженных Силах не должно быть такого, чтобы добровольцев отбирали на задание - есть подразделение, ему определяется задача. Абсолютно все задачи должны та или иная степень риска. Есть с большой степенью риска, с большой степенью вероятности того, что задача не исполнится. Но мы для этого и служим.

Если мне определили задачи взять Саур-Могилу - у меня даже мысли не возникнет его не выполнить.

Но самое главное для командира - никогда в жизни никто никого не обманывает. Если это задача трудная или сверхтяжелое - об этом должны знать все, до последнего солдата, понимать, что их ожидает.

Иначе вообще ничего не будет.

У нас лучшие, храбрые солдаты. Когда они знают степень риска, понимают, как мы будем действовать, они смело и инициативно выполняют задание.

Оксана Коваленко, Галина Тытыш, УП

Похожие